По установившейся доброй традиции у редакции Б&Ф с регулятором рынка в каждом первом номере года журнал публикует программное интервью с президентом Национального банка Молдовы (НБМ). В нем представляются финансовые результаты банковской системы с точки зрения института, наделенного государством правом регулировать и надзирать за работой банков.

В 2016 г. выполнение этой задачи, которую Б&Ф осуществляет на протяжении многих последних лет, пришлось на непростое время для президента НБМ Дорина ДРЭГУЦАНУ, подавшего в отставку и исполняющего обязанности главы банка уже более четырех месяцев. Причиной для определенного дискомфорта было такое чувство, что это интервью может стать последним, если парламент удовлетворит заявление об отставке и назначит нового руководителя банка. Это обстоятельство тревожило в том плане, что оно могло повлиять на былую «открытость» и «предрасположенность» действующего президента НБМ вести разговор с открытым забралом.

Отношу к своей журналистской удаче тот факт, что обремененность служебными делами и ожидаемой возможной отставкой никак не отразились на содержании беседы. Президент оставался верен себе, говорил открыто, был объективен и самокритичен, подкупал твердостью своих взглядов и искренностью суждений. А исходившая от него энергетика неимоверной силы тока и  напряжения не оставляла ни на йоту сомнений в том, что преодоленные в 2015 г. системой трудности выстраданы им и пережиты в результате череды бессонных ночей, когда приходилось брать на себя всю ответственность за ситуацию, и при этом рисковать.

Уже в начале интервью опасения о «замкнутости» и «закрытости» президент отмел в сторону. По его ответам, аргументам и суждениям было видно, что Дрэгуцану говорит со знанием дела, которому он служит верой и правдой более шести лет на посту президента НБМ. Он допускает любые оценки и критику действий НБМ в 2015 г., но для большей справедливости предлагает рассматривать ситуацию комплексно. Он просит смотреть на вещи шире, чтобы окунуться в проблемы системы, как можно глубже, и увидеть развитие ситуации в будущем как можно дальше.

Б&Ф: Господин Дрэгуцану, о чем свидетельствуют итоги банковской системы РМ в непростом как для НБМ, так и для банков 2015 г. – активы, капитал, портфель кредитов, прибыль, тренд процентных ставок по кредитам и депозитам?

Д.Д.: Самым важным, если учитывать, каким на самом деле был 2015 г., с какими проблемами и вызовами пришлось столкнуться и бороться, является то, что банковская система в целом, я не беру в расчет проблемные банки, повела себя на достаточно высоком и ответственном уровне. Что здесь имеется в виду? Прежде всего тесное взаимодействие НБМ с банками, которые в конце концов поняли, чего от них требовал и ожидал регулятор, приняв соответствующие меры. И как результат такого взаимодействия – мы сегодня имеем стабильную банковскую систему в работоспособном состоянии. Все банки зарабатывают деньги, привлекают их от населения, особенно в молдавских леях. Это и есть то хорошее, за что мы боролись в непростых, с финансовой точки зрения, условиях, в которых пребывала система на протяжении 2015 г.  

Б&Ф: Как это подтверждается цифрами?

Д.Д.: Если посмотреть по статистике и балансам, то итоги не выглядят очень радужно. Но если сделать поправку на то, что могло быть, то результаты не так уж плохи. Активы действующих 11-ти банков увеличились на 15%, нормативный капитал – на 19%. Кредитование, даже если оно и буксовало, что не нужно считать плохим индикатором, показало незначительный рост.

Б&Ф: А если сделать поправку на фактор девальвации лея?

Д.Д.: В национальной валюте кредитный портфель вырос на 4%, а в реальном выражении, учитывающим девальвацию национальной валюты, кредитование по прошлому году оказалось в минусе. Но этот минус временный. Я думаю, что банки, при соответствующих лучших условиях на рынке, достаточно быстро возместят допущенные потери в кредитовании.

Б&Ф: Впечатлительным выглядит финансовый результат по прибыли?

Д.Д.: Прибыль за прошлый год превысила 1,4 млрд. леев. Если посмотреть в сравнении с 2014 г., то ее показатель увеличился на 512 млн. леев (55%). Но в 2014 г. один банк имел большой убыток, а по итогам 2015 г. он вышел в плюсе. Получается, что из роста прибыли в целом по системе на 512 млн. леев сумма в 270 млн. леев – это позитивный результат системы от одного только Eximbank-a.

Меня радует, что в непростых и сложных условиях банки смогли заработать прибыль. Это хорошо. Прибыльный банк – это всегда более надежный и более стабильный банк. Прибыльность ведет к увеличению нормативного капитала. Это хороший знак, ведь СНК – хорошая возможность и резерв для фонда риска. Я думаю, что в 2016 г. увеличения данного фонда потребуют кредитные портфели, качество которых, в нашем понимании, будет чуть-чуть ухудшаться. Не вижу панического ухудшения, но, объективно говоря, на качестве кредитов отразится фактор рецессии в экономике. Даже при условии выхода экономики из нынешнего состояния еще какое-то время ситуация в реальном секторе продолжает негативно сказываться на качестве портфелей.

Б&Ф: Как регулятором характеризуется поведение в 2015 г. процентных ставок?

Д.Д.: Если говорить о ставках по кредитам, то про их показатели много говорилось, причем больше всего о негативном влиянии на экономику. Я предлагаю всем оппонентам более широко смотреть на экономику, которая включает в себя не только дебиторов – юридических и физических лиц, берущих в банках кредиты. Всем должно быть понятно, что это еще те же юридические и физические лица, которые хранят свои сбережения в банках. И процентная ставка по долгосрочным депозитам должна покрывать им уровень инфляции, чтобы обезопасить депозиты, сохранив покупательскую способность.

С декабря 2014 г. ставка рефинансирования увеличилась на 16%, составляя 19,5%. А ставка по кредитам за это время выросла на 4,6%, ее показатель в декабре 2015 г. составил 15,6%. Ставка по депозитам в леях за соответствующий период выросла на 8,9 пп., поднявшись до средневзвешенного значения в 17%.

Произошло то, чего мы ожидали, призывая банки увеличивать ставки по депозитам в леях, активно привлекать деньги на рынке. Особенно это касалось депозитов, которые уходили из трех ликвидируемых банков. В конце концов мы этого добились. Все понимают, что мы приняли единственно правильное решение, чтобы депозиты в леях из трех банков не покинули банковскую систему. В противном случае это могло оказать давление на курс лея. И еще, есть хорошо известное банкирам правило: если ты надолго упускаешь владельца депозита из банковской системы, то его потом гораздо труднее вернуть назад. Мы хотели, чтобы депозиты мигрировали в рамках банковской системы – от проблемных банков к здоровым финансовым учреждениям.

Б&Ф: Выходит, что политика НБМ была не такой уж «чрезвычайно жесткой», если она позволила столько плюсов получить?

Д.Д.: Мы имели в 2015 г. регулярные встречи с банкирами. До марта 2015 г. они проходили  еженедельно, а потом НБМ перешел на дискуссии с руководителями банков периодичностью два раза в месяц. Знаете, такие встречи – это не только возможность замерять температуру в системе, но и возможность ответить на актуальные вопросы, касающиеся текущей ситуации на рынке. Мы объясняли, что для быстрого и, по возможности, менее болезненного прохождения через сложный период, который ухудшали как внутренний, так и внешний факторы, НБМ придется задействовать все инструменты. А их, надо признать, не так уж и много. Мы объясняли, что регулятор будет делать посредством ставок по обязательным резервам, а также с помощью интервенций валюты.

Б&Ф: И банки понимали конечную цель, которой с их помощью предстояло достичь?

Д.Д.: Мы вместе преследовали стратегическую цель – сохранить в долгосрочном плане макроэкономическую стабильность. Да, уровень инфляции рос, мы это видели, но пик индекса потребительских цен не должен был уйти слишком высоко. В Молдове традиционно инфляция растет очень быстро, и потом она долго держится высокой, не переходя в устойчивый тренд снижения.

Действия НБМ помогли не допустить чрезмерной ликвидности банков в леях, которая в основном приходила из трех проблемных банков. С другой стороны мы стремились мотивировать банки к повышению процентных ставок в национальной валюте, чтобы ни в коем случае не допустить падения интереса населения к инструментам в леях. Не менее важно было также иметь в банках достаточно качественную ликвидность. Обязательное резервирование призвано было не просто изымать деньги из экономики. Здесь важно было видеть и другой аспект. Когда в экономике ситуация неспокойная, участникам рынка нужно демонстрировать, что у банков ликвидности достаточно, и она даже растет.

Б&Ф: Как на эти упреждающие процессы НБМ сказывалось отсутствие партнера на рынке в лице правительства, с которым не получилось достичь столь необходимого в таких условиях партнерского тандема?

Д.Д.: Я слышал высказывания некоторых экспертов, которые справедливо признали, что НБМ в 2015 г. оставался один на один с проблемами и вызовами на рынке. Конечно, когда есть активное взаимодействие банка с правительством, тогда и эффективность монетарной политики регулятора более высока. Никто не ожидает, что решения по монетарной  политике сиюминутно воздействуют на процентные ставки.  

Механизм трансмиссии решений НБМ и так достаточно медленный и слабый. Знаете, в непростых условиях 2015 г. в определенный момент мы начали работать молоточком, но потом поняли, что нужно работать молотком. С его помощью мы дали рынку и банкам такой силы сигналы, что участники рынка пробили сопротивление и начали работать, помогая НБМ добиваться желаемых результатов и эффекта.

Поймите, мы не приходим утром на работу в банк и радуемся, что базисная ставка 19,5%, а обязательные резервы – 35%. Но у нас не было другого выхода. Все говорят, что НБМ не стимулирует своей политикой экономику, которая уходит в рецессию. Я признаю, что у нас был выбор стимулировать экономику, но мы бы создали такие долгосрочные дисбалансы, что нам пришлось бы долго, трудно, а главное, дорого из них выходить. Мы сконцентрировались на сохранении макроэкономической стабильности, которая временно создает дискомфорт участникам рынка, особенно дебиторам, но когда условия изменятся, мы сможем быстрее вернуться в нормальное русло. Условия для экономического роста у нас появятся быстрее, нежели бы мы стимулировали экономику в состоянии рецессии.

С другой стороны, экономика находится в рецессии не из-за высоких процентных ставок. На рецессию воздействуют гораздо более сильные факторы. При уменьшении внешнего спроса и падении экспорта с помощью стимулирования многого не добьешься. Если мы говорим о резком уменьшении поступления денег от трудовых мигрантов из-за границы в пропорции более чем на 30%, то представьте, сколько же нам нужно было кредитовать экономику, чтобы возместить такое сокращение.

Нужно понимать, что когда у всех не все ладится в бизнесе, дешевые кредиты для реального сектора экономики – это залог будущих проблем банков. Во время кризиса это всегда оборачивается плохими кредитами в будущем. Получается, что одной рукой мы должны были создавать стимулы, а другой – загоняли банки в ситуацию, из которой они сами бы не выбрались, и их потом пришлось бы спасать.

Б&Ф: Ставки опережающими темпами росли по депозитам, а по кредитам они явно тормозили и явно не без вмешательства регулятора...

Д.Д.: Ставки не увеличились настолько, что они стали для бизнеса неподъемными. Средневзвешенная ставка в 15,6% – это не что-то новое для молдавского рынка, экономические агенты работали и при ставках в 22%. Такая ставка – это временное явление, вскоре должно  начаться их снижение. На ситуацию нужно всегда смотреть комплексно, анализировать вопрос стимулов, прогнозируя, к чему они реально могут привести.

Б&Ф: Когда в НБМ взялись за молоток – в первой половине 2015 года или во второй?

Д.Д.: Ключевым моментом было время, когда мы поняли, что правительство не поддержит закрытие трех банков в начале 2015 г. Идеально было, если бы три банка ликвидировались не в октябре 2015 г., а в феврале-марте, но, к сожалению, этого не было сделано. (Более детально об этом – в материале «Банков – нет, долги – остались!» на стр. 30. –  Б&Ф).

В тот момент мы поняли, что базисная ставка и обязательные резервы банков пойдут резко вверх. Да, мы не говорили банкам, как быстро будем повышать ставку рефинансирования,  где остановимся. Хотя все ждали, когда НБМ прекратит увеличивать этот индикатор. Каждую неделю мои сигналы к менеджерам банков были неизменны – собирайте ликвидность на рынке, потому что она вам понадобится. Если вам кажется, что ставка по депозитам населения в размере 10% – это много, то подумайте, какими будут ставки, когда инфляция достигнет уровня в 13% и выше.

Постепенно, правда, с небольшим опозданием, банки все восприняли правильно. Они поняли, что мы не играем против банковской системы. НБМ увеличивал обязательные резервы, но при этом давал время, примерно до шести недель, чтобы они приспособились и подготовились к более высоким ставкам резервирования. Тогда на рынке появлялась дополнительная ликвидность – примерно около 1 млрд. леев в месяц. Параллельно мы банкам давали понять, что надо увеличивать процентные ставки по привлечению денег. И сегодня я рад, что банки все правильно восприняли, что их реакция на действия регулятора была правильна. Я думаю, если не лукавить, то многие должны признать, что меры НБМ были жесткими, может быть, беспрецедентными по скорости принятия, но у нас не было другого выхода.

Б&Ф: Какой была реакция на политику НБМ партнеров по развитию – в частности, международных финансовых институтов?

Д.Д.: Некоторые из них хотели понять, как все это будет работать и будет ли вообще работать? Окажутся ли меры НБМ эффективными? Одни говорили: а не слишком ли жестко действует НБМ? В то время как другие сомневались в достаточности наших мер, предлагая еще больше ужесточать денежную политику. Многих интересовал главный вопрос: когда мы остановимся? А мы все рассчитали и действовали быстро и эффективно. Могу сказать, что сейчас ситуация стабилизировалась, НБМ уже четыре месяца подряд не меняет ставок. В настоящее время у банков стабилизировались показатели ликвидности. Ее надежный буфер мы контролируем, замечая, что дела обстоят очень даже неплохо.

Б&Ф: В каком квартале в денежно-валютной и кредитной политике НБМ на 2016 г. начнется смягчение, которого устали ждать?

Д.Д.: Самое важное для всех участников рынка, включая и регулятора, заключается в том, чтобы четко понимать и представлять, как поведет себя инфляция на отрезке в 12, а затем и 24 месяца? Очень желательно правильно спрогнозировать, как быстро она будет снижаться. При существующих параметрах, если ничего не произойдет, то уже в первом квартале мы должны будем увидеть первые симптомы этого.

Я честно скажу, что, установив базисную ставку в 19,5% и обязательные резервы в 35%, мы последние четыре месяца ни разу на заседаниях Наблюдательного совета НБМ не дискутировали о целесообразности уменьшения ставок. А вот сейчас начнем анализировать ситуацию, чтобы определить время для понижения процентных ставок. Думаю, что мы уже должны серьезно обсуждать этот вопрос, чтобы не упустить самый правильный и точный момент для нормализации, а затем и улучшения ситуации посредством установления размера ставки рефинансирования. Для нас очень важно понять время и темпы снижения ставок.

Все то, что НБМ сейчас видит в своих прогнозах и анализе ситуации, позволяет нам понять:  инфляция вернется в параметры, которые являются стратегической целью банка. И произойдет это, как мы и прогнозировали раньше, примерно в третьем квартале 2017 г. Есть серьезные предпосылки к тому, что уже к концу 2016 г. уровень инфляции будет ниже 10%. В своих анализах текущей ситуации мы видим, что базисная ставка должна следовать вдогонку за уменьшающейся инфляцией. Мы это рассматриваем и просчитываем не ради удовольствия от снижения ставки, понимая, что для этого должна быть соответствующая ситуация на рынке и в экономике.

Б&Ф: Показатель инфляции уходил на глазах у всех из коридора, который НБМ определил в качестве стратегической цели – 5% плюс-минус 1,5%. Тем не менее вы не отказались от цели. Почему?  
 
Д.Д.: В этом и заключается смысл таргетирования инфляции. Представьте, какое будет отношение рынка и его игроков к НБМ, если бы мы отказались от своей цели. Замечу, что это – не самоцель. Нам важно иметь такую инфляцию в долгосрочном плане. Да, нам это неприятно, что наша стратегическая цель отдалилась. Даже если кто-то и говорит, что НБМ действует чрезмерно жестко, мы не пытаемся удержать низкой инфляцию искусственно. И тут согласен с тем, что НБМ должен иногда нести определенные политические издержки. Но мы принимали решения, имея четкую цель, конечно, не сиюминутную, чтобы естественным, а не административным способом вернуть инфляцию к показателям нашей стратегической цели.

Б&Ф: Ввиду существенной девальвации лея, нет ли намерений у НБМ поднять капитал банков, скажем, до того уровня в СКВ, который был до девальвации?

Д.Д.: Мы в НБМ считаем, что минимальный уровень капитала в 200 млн. леев является совершенно адекватным. Его величина хорошо вписывается в нынешнюю ситуацию на рынке. Мы не делаем «привязку» капитала на размер девальвации национальной валюты. Все равно уставный капитал банков исчисляется в молдавских леях.

Б&Ф: Закрытие балансов 2015 г. со всей очевидностью показало, что все банки без исключения создали дополнительные «подушки безопасности». Не означает ли это, что менеджеры банков ожидают в 2016 г. новых рисков, пополняя для их своевременного гашения деньги в фонд риска?

Д.Д.: Мы в НБМ традиционно отвечаем, что слишком много фонда риска не бывает. У нас все руководители банков большие профессионалы, опытные банкиры, которые понимают, что качество кредитного портфеля продолжит ухудшаться. Да, я согласен, что это будет происходить не взрывными темпами, но при этом требования к фонду будут увеличиваться. Поэтому, с точки зрения НБМ, тот факт, что банки занимают осторожную позицию, пополняя фонды риска, мы только приветствуем. Между прочим, на 2016 г. это и было одно из посланий НБМ к банкам.

Нужно быть бдительными, внимательно анализировать новые заявки на кредитование, не упускать из виду и держать на постоянном контроле текущее состояние портфелей. Также строго нужно следить и за финансовым состоянием дебиторов. Я думаю, что это и будет главной задачей и занятием банков в текущем году. Деньги в фонде риска – это отложенный доход, при улучшении качества кредитного портфеля этот капитал освободится, и банк получит резерв для развития, хороший ресурс для  кредитования.

Б&Ф: Будет ли НБМ требовать своего разрешения на выплату банками дивидендов акционерам?

Д.Д.: В принципе, если рассуждать фундаментально, то НБМ не имеет ничего против выплаты дивидендов, поскольку мы считаем, что собственники банков имеют право на такое материальное вознаграждение. Но мы хотим через банки сказать акционерам, что иногда лучше оставить капитал в банках, чтобы покрыть риски, а также для интенсивного развития в будущем. Поэтому, как и в 2015 г., так и в 2016 г., когда банки будут предлагать выплату дивидендов, им нужно согласовать размер выплаты с НБМ. В прошлом были случаи, когда банк, обговорив выплату дивидендов с нами, в конечном итоге выплатил сумму больше, потому что так решило общее годовое собрание. Мы оштрафовали банк за это. НБМ призывает акционеров смотреть на ситуацию комплексно и шире. Мы считаем, что 2016 г. не самый лучший в плане выплаты жирных дивидендов. Банки нуждаются в капитале, их нелишне еще больше капитализировать.

Б&Ф: Вам принадлежит фраза о том, что молдавская экономика, как и курс лея, должны будут найти себе новое и более комфортное положение на рынке, в котором они должны ощущать себя комфортно и стабильно. По времени это уже 2016 г., или поиск этого места затянется?

Д.Д.: Еще в 2014 г. мы в НБМ говорили про риски, в результате наступления которых экспорт может упасть, импорт уменьшится, снизятся переводы денег трудовых мигрантов. В условиях РМ единственно правильное решение – дать экономике приспособиться к ситуации, когда все то, что ее должно поддерживать, сокращается. Мы сейчас наблюдаем падение импорта, что естественно в условиях сокращения доходов, как внутренних, так и внешних. Я думаю, что такая ситуация от силы может продолжаться еще в первом полугодии 2016 г. А дальше нам нужно будет понять и определить, как будет развиваться экономика России. И это может быть не так важно для молдавского экспорта, у нас и так он упал, как для переводов денег из России в Молдову. Ведь если рецессия в экономике продолжится, а российский рубль будет под сильным натиском падающих цен на нефть, то это явно не позитив для тех, кто переводит деньги родным и близким на родину из России.

С моей точки зрения, большую «порцию негативных шоков» экономика уже получила в 2015 г. Может быть, какие-то отголоски этих шоков будут проявлять себя в 2016 г. Я не говорю, что у меня грудь переполнена экстремистским оптимизмом, но есть большие ожидания улучшения ситуации, по крайней мере, всем этого очень хочется. Мы наблюдаем это по валютному рынку, отмечая растущее предложение населением валюты. Да, мы признаем, что ее объемы упали по сравнению с 2014 г., что было неприятно для всех, но сейчас предложение и спрос на валюту сбалансированы.

Б&Ф: Оппоненты политики НБМ вменяют ему в вину то, что банк не ввел обязательную продажу валютной выручки, потеряв из-за этого много своих резервов. Звучат претензии на «запоздалое» наращивание обязательных резервов банка. Насколько оправданны такие обвинения в адрес регулятора?

Д.Д.: История не терпит сослагательного наклонения. Никогда до конца не знаешь, как все будет в реальности. Самое главное – чувство того, что на тот момент это было правильное решение. Я абсолютный противник любых административных мер. Во-первых, это приводит к дисбалансу, ты не понимаешь, что реально происходит на рынке, и вообще, есть ли у тебя рынок. Во-вторых, у этих мер краткосрочная жизнь, их легко вводить, но очень скоро они перестают работать. В-третьих, эти меры, вместо того чтобы решать проблему, хотя они никогда ее не решают, могут просто отодвинуть шок, а также тот момент, когда рынок уже адаптируется к новым условиям. Для меня такие меры не что иное, как растягивание проблемы на более длинный период времени.

Я знаю, что такие идеи звучали. Но я не их сторонник. Лучше дать возможность рынку быстрее найти точку для балансирования. Когда мы резко начали повышать ставку рефинансирования и обязательные резервы, мы увязывали это с монетарной политикой. Ее нельзя рассматривать отдельно. НБМ всегда анализирует и прогнозирует, как политика отразится на банках, на рынке, на стабильности. В чем смысл, скажем, запросить у банков высокое резервирование, если у них не будет достаточной ликвидности? Этим самым можно только усугубить ситуацию, вместо того чтобы ее выправлять.

Б&Ф: А продажи валюты в виде интервенций на рынке?

Д.Д.: Интервенциями на рынке НБМ преследовал главную цель – избежать ситуации, когда рынок мог остановиться, и уже никто бы не понимал и не представлял, где находится рынок, вообще существует ли ликвидность в валюте или ее нет. Этот период был в январе-феврале 2015 г. Мы эту задачу решили, потому что уже в марте увидели успокоение рынка, когда НБМ не приходилось проводить существенных интервенций. Если посмотреть на статистику с марта 2015 г., то мы увидим, что объем резервов почти не изменился, они находятся на отметке $1,75 млрд. Валюта на рынке есть. Спрос находит свое предложение. С этой точки зрения ситуация находится на достаточно хорошем уровне.  

Б&Ф: Как НБМ оценивает процедуру взыскания залогов, защищает ли она интересы кредиторов, что необходимо сделать на уровне государства, чтобы добиться защиты кредиторов по примеру лучших мировых практик Евросоюза и США?

Д.Д.: Это не такой простой вопрос, как может показаться на первый взгляд. В Молдове нужно менять целиком видение юридической системы на отношения дебиторов с кредиторами. Сейчас в большинстве случаев судья видит в банке – «врага», а в дебиторе – «несчастного» и «пострадавшего». Судьи должны понять, что пострадавший взял деньги из депозитов физических лиц. У него априори должно быть представление о том, что банк, взимая деньги, думает про вкладчиков, о чем также обязан думать и судья. Философия юридической системы должна включать в себя понятие о том, что если не защищать кредиторов, то это создает большой тормоз в развитии экономики и государства в целом. Потому что если риски у кредитов на высоком уровне, то и проценты по кредитам тоже будут сохраняться достаточно высокими. К примеру, если банкам сейчас приходится в среднем тратить два года, на то чтобы изъять залог по плохому кредиту, то какой должна быть ставка?

Это долгосрочный процесс трансформации, который должен одинаково брать во внимание интересы и дебиторов и кредиторов. В настоящее время в этом наблюдается большой перекос, из-за чего кредиторы пребывают в незавидном положении. Правоохранительные органы должны понять, что банковские аферы – это не просто мелкие кражи. У них должно быть видение того, как реально такие кражи влияют на систему. Тех, кто имеет отношение к кредитам и залогам, кто занимается фиктивной ликвидацией и банкротством,  нужно выявлять и строго наказывать по закону. В конце концов в масштабе страны, если ты воруешь у банка – это значит, что ты воруешь у государства, вся цепочка пагубности и ущерба замыкается на государстве. На законодательном уровне у нас все не так плохо, но на практике дела обстоят гораздо хуже. И это нам надо менять.

Б&Ф: Традиционный вопрос: рассматриваются ли НБМ в настоящее время заявки на покупку существенной доли в молдавских банках?

Д.Д.: На сегодняшний момент (1 февраля 2016 г. – Б&Ф) у НБМ нет подобных запросов.

Б&Ф: Интересно, такие запросы имеют сроки годности?

Д.Д.: Обычно разрешения имеют такие сроки, что является своего рода мотивацией быть более расторопными в проведении и завершении таких сделок. Бывают случаи, когда мы продлеваем разрешения на приобретение существенной доли. Вполне логично, что при продлении процедура эта уже гораздо проще.

Б&Ф: Под конец 2015 г. BC Victoriabank S.A. разместил на сайте сообщение о том, что владелец 38,2% акций получил у НБМ разрешение на владение такой долей в капитале банка. Означает ли это, что теперь в Victoriabank-е больше нет вопросов к прозрачности его собственников?

Д.Д.: Да, действительно, мы выдали акционеру соответствующие разрешительные документы на владение существенной долей. Это хороший пример того, как усилиями НБМ и правления банка решена проблема прозрачности акционеров. Мы очень надеемся на то, что это поможет разблокировать отношения между акционерами в этом банке, что будет положительно влиять на его развитие. Хотя нужно признать, что данный банк, несмотря на разногласия между группами его акционеров, работает хорошо, показывая положительные результаты и устойчивое развитие. Но для правления банка будет гораздо лучше, если естественные и вполне закономерные конфликты интересов акционеров будут обсуждаться в банке, а не на рынке и в прессе.

Б&Ф: Подтвердил ли НБМ мандаты всем членам Административного совета Victoriabank-а, который долгое время не имеет работоспособного и эффективного органа в лице акционеров банка?

Д.Д.: До сих пор НБМ не получил соответствующих документов о членах совета. Мы держим постоянный контакт с руководством банка и ждем представления документов на всех членов его совета.

Б&Ф: Означает ли блокирование около 4% акций группе акционеров BC Moldova Agroindbank S.A., что остальные собственники этого банка прозрачны и к ним у регулятора нет вопросов?

Д.Д.: Я здесь не вижу новости. Мы и раньше это делали. Это постоянный процесс в деле расследования прозрачности акционеров. Мы создали в структуре НБМ специальный отдел, сотрудники которого занимаются только вопросами прозрачности собственников банков. НБМ достаточно много внимания уделяет этому подразделению, готов инвестировать большие ресурсы в его информационное обеспечение. У этих сотрудников есть полное понимание сути проблемы и вопросов, которыми они занимаются на системном уровне. В настоящее время мы ведем речь об их специальной профессиональной подготовке, чтобы уметь всеми легальными способами решать поставленные перед ними задачи.

Нелегко собрать достаточно фактов, документов и улик, чтобы связать группу акционеров, которые тайно работают в сговоре. Согласитесь, что это весьма непростая задача. Юристы НБМ ставят высокие стандарты по документированию, поскольку все это может быть оспорено в международных инстанциях, где мы должны будем отстаивать свои решения. В конце концов, это  не охота на ведьм, мы действуем в интересах банков и государства в целом.

Нужно понимать и отдавать себе отчет в том, что прозрачность банков – это не какое-то нововведение или модная фишка, это долгосрочная и планомерная задача не только НБМ, но и других институтов государства.

Б&Ф: В случае несогласия этой группы акционеров, имеющих регистрацию за границей, с решением НБМ, где они подадут иск – в Молдове или за ее пределами?

Д.Д.: Каждый истец, неважно, резидент он или нет, выбирает свой путь, чтобы добиться справедливости и доказать свою правоту. Но поскольку НБМ – субъект РМ, то нужно обращаться в инстанции Молдовы. Действия и решения НБМ не распространяются на международное право, под него подпадают решения государства РМ.

Согласно решению НБМ, данная группа акционеров обязана продать на рынке акции третьей стороне. Если акции одним пакетом купит один покупатель, то ему на это понадобится разрешение НБМ. А если это покупки менее 1% и вновь будет использоваться схема, мы станем все это расследовать и выявлять. В том случае, если акции не продаются, банку-эмитенту придется их аннулировать.

Б&Ф: И по какой цене придется  возместить аннулированные акции их собственникам?

Д.Д.: По их номиналу.

Б&Ф: По 200 леев за одну акцию?

Д.Д.: Все согласно действующему законодательству РМ. НБМ имеет задачу – всеми доступными и законными действиями улучшить прозрачность акционеров. Я хочу обратить внимание на то, что непрозрачность собственников в некоторых банках не помогает правлению на переговорах с Международными финансовыми институтами в деле доступа к долгосрочным и выгодным кредитам. И этот вопрос будет подниматься регулятором все серьезнее и серьезнее. Если сегодня теми, кто реально стоит за банками, интересуются регулятор, внешние партнеры и финансовые институты, то в будущем нельзя исключать, что это будут спрашивать и депоненты. Рынок будет самоочищаться. Речь пойдет о доверии вкладчиков банкам. Эту задачу нам нужно решать сообща, она в первую очередь выгодна самим собственникам банков.

Б&Ф: Какова на данный момент ситуация с диагностикой в трех банках, за которыми НБМ установил в середине 2015 г. специальное наблюдение?

Д.Д.: У нас уже есть заключения аудиторов по двум банкам, находящимся под специальным наблюдением. В третьем банке она проводится. Мы все детали обсуждаем с внешними партнерами по развитию. Процесс идет, никто не должен ожидать сенсационных заявлений. Даже на основании проектов заключений аудиторов НБМ предпринимает меры и действия. Суть диагностики – посмотреть свежим взглядом на финансовое состоя-ние банков. И уже на базе таких взглядов со стороны, если это понадобится, принимать решение по уменьшению рисков и улучшению финансового состояния.

Б&Ф: Что в первую очередь рассматривают аудиторы, диагностируя банки?

Д.Д.: Они смотрят в основном качество активов, кредитов и залогов. Следующий шаг – достаточность капитала. Важно также кредитование аффилированных лиц, скрытое кредитование групп компаний, не связанных с банком, но связанных между собой. В поле зрения – диагностики и прозрачность акционеров, процессы корпоративного управления, взаимодействие между акционерами, Административным советом и менеджерами банка.

Б&Ф: Кому выдаются заключения диагностики – заказчику в лице НБМ или банкам?

Д.Д.: Мы как заказчик имеем доступ к информации. Согласно предварительной договоренности, мы отчеты по диагностике обсуждаем с МВФ и ВБ. Но заключения аудиторов не будут опубликованы. Их цель не заключается в том, чтобы делать заявления сенсационного характера. Каждый банк готовит расширенную отчетность за 2015 г., она будет проверена и подтверждена внешними аудитами. Диагностика имеет специальную функцию и специальные цели.

Б&Ф: Процедура «специального наблюдения» имеет временные ограничители, или она длится столько, сколько считает необходимым регулятор?

Д.Д.: Мы по поводу сроков наблюдения не входим в полемику с банками. НБМ нужна была информация, и она в настоящее время по двум банкам уже есть в нашем распоряжении. Я думаю, что одним из сигналов о результатах диагностики будет сообщение НБМ о продолжении или завершении такого наблюдения за этими тремя банками.

Я должен признать и отметить, что в банках, по заключению аудиторов, уже делаются определенные шаги. Они предпринимаются на основании требований НБМ, сотрудники которого говорят управлению банков, что у регулятора есть информация, требующая именно таких и никаких иных действий регулятора.  

Б&Ф: Звучали ли в адрес НБМ признания «результативности и правильности действий регулятора», сумевшего отвести в сторону банковскую систему от финансового коллапса в 2015 г.?

Д.Д.: Когда мы говорим о кризисе в банковском секторе в 2014-2015 гг., то справедливо разделять его на две части. Первая – кто виноват, мера ответственности виновных. Второе – что следовало делать по недопущению финансового коллапса системы из-за банкротства трех банков?

Представьте себе, что в течение 10 месяцев в стране было напечатано без товарного покрытия 14% ВВП. Давайте чисто теоретически спрогнозируем макроэкономическую ситуацию. Даже без глубокого анализа понятно, что сценарий был близким к южноамериканским, когда надо было печатать деньги, а потом снова печатать, но уже на объем напечатанных денег. А у нас сейчас банки нормально работают, депозиты в леях по системе сохранились почти на таком же уровне, как и на начало 2015 г. При этом у физических лиц выросла «долларизация»» на 2 пп., а у юридических лиц показатель роста чуть более 10%.

В адрес НБМ раздавались призывы о том, что «юридические лица купили валюту и ничего не делают в реальном секторе экономики». Нам предлагалось сделать так, чтобы они вышли из валютных позиций. А в чем проблема? Просто эти экономические агенты себя обезопасили. У них теперь есть время подумать и просчитать, что делать дальше. Они думают, как бы их конкурент не стал делать на рынке что-то первым. Ведь предприятие, которое законсервировалось в условиях рецессии экономики, быстрее начинает действовать, чем предприятие в долгах. Да, мы признаем наличие «долларизации». Но эти деньги скоро начнут появляться на рынке. Минимальный уровень «долларизации» у нас был 40%, а сейчас он – 51%. Эти деньги на уровне 10% вернутся в НБМ, мы скоро их начнем выкупать обратно.

Б&Ф: И небось по выгодному курсу?

Д.Д.: Мы не будем их целесообразно изымать. Но я думаю, что во второй половине 2016 г. появятся определенные условия, когда будет усиливаться поток валюты на рынке в виде предложения. Это не будет «взрывная волна», но на рынке будет больше валюты, которую НБМ придется покупать. Мне сложно говорить про объемы покупок, могу сказать только, что в 2012 и 2013 гг. мы покупали на рынке по $300 млн. в год.

Б&Ф: Выходит, что в 2017 г. резервы НБМ могут вновь перевалить за $2 млрд.

Д.Д.: Может быть, но это не самоцель. Сейчас резервы – $1,75 млрд. Мы допустили в общей сложности минус $400 млн. за 2015 г., из которых $258 млн. интервенций. Это покрывает 4,2 месяца импорта, а нужно держать этот показатель на уровне трех месяцев. Но у нас произошло падение импорта на 32%. Когда в экономике наступает процесс восстановления, импорт начинает расти  быстрее, и резервы валюты за ним не успевают. У нас появится техническая возможность, при которой НБМ будет обязан покупать валюту, эмитируя леи. Да, я согласен, что нам придется возвращаться к прежним резервам валюты.

Б&Ф: Спасибо за интервью!■