Александр МУРАВСКИЙ: Исходя из тех определений, что были даны, эти задачи в Молдове выполнены. Республика, как часть тогдашнего СССР, сначала посредством «горбачевских» реформ последовательно стремилась к внедрению рыночных механизмов, затем в 1988 г. началось движение создания кооперативов.

В 1990-е гг. уже в независимой Молдове проводились аграрная реформа, массовая приватизация. И все это было направлено на формирование рынка. Собственно, и в Конституции РМ в статье 126 (1) прописано, что «Экономика Республики Молдова является рыночной, социально ориентированной, основанной на частной и публичной собственности и свободной конкуренции». На сегодня можно сказать, что все поставленные цели достигнуты: есть частная собственность, есть свободное ценообразование на основные виды товаров, создана определенная конкурентная среда.

Конечно, можно спорить, в какой степени государство Молдова «социально ориентированное», то есть насколько его бюджет направлен на удовлетворение нужд граждан страны. Но такой вопрос можно задавать во многих странах и в разные периоды.

Что такое бюджет по большому счету? У производителей и граждан собираются деньги и решаются вопросы оплаты деятельности управленцев, учителей и медиков, выплаты пенсий, строительства и содержания объектов социальной инфраструктуры и т. д. Вот круг социальных проблем. Во все времена бюджет Республики Молдова по своей структуре был социально ориентированным. Мне могут возразить: «Почему же мы такие бедные?». Да просто потому, что экономика слабо развита и производит маленький пирожок, который приходится делить на множество социальных проблем.

Если посмотреть структуру бюджета РМ, то основные затраты связаны именно с образованием, медициной, пенсионными выплатами, строительством объектов социальной назначения. Но размер этих расходов мал в силу малости всего бюджета.

Б&Ф: А насколько открыта сейчас экономика Молдовы?

А.М.: Здесь есть определенные вопросы. Так, на первом этапе становления РМ в действиях ее правительства прослеживалась тенденция к протекционизму в отношении отечественного производителя, но после вступления в ВТО появились новые правила игры. Последний раз были приняты некие протекционистские меры в истории с сахаром. Их весьма сильно лоббировали представители Ассоциации производителей сахара, где главную скрипку играли представители компании Südzucker Moldova (Германия). Это позволило производителям сахара укрепиться и выдерживать конкуренцию с импортерами, прежде всего, украинского сахара.

С точки зрения нынешнего отечественного законодательства, у нас нет установленных квот на товары, пошлины на импорт очень низкие, то есть экономика - открыта. Но тут есть одно «но»… Если мы посмотрим на экспорт-импорт, то возникают вопросы.

Б&Ф: Какие именно?

А.М.: Что такое открытость экономики? Формальная открытость - это когда у тебя нет барьеров на пути движения товаров, капиталов и рабочей силы. Что же имеется де-факто? В Молдове объем экспорта 24% от ВВП, а импорта - больше половины. То есть страна открыта больше в одну сторону: импорт в значительной степени подавляет экспорт. Если нас сравнивать с Эстонией, то у этого государства 63% от ВВП занимает экспорт и 62% - импорт. Это очень хороший баланс. В Молдове низкий экспортный потенциал, а импорт чувствует себя весьма привольно.

Отечественная продукция по разным позициям не отвечает стандартам европейского рынка. Однако он для нас открыт, несмотря на то, что есть установленные квоты. Но не квоты сдерживают рост молдавского экспорта в Евросоюз, а качество продукции, не отвечающей стандартам европейского рынка, малые объемы производства, плохая маркетинговая политика и другие факторы.

Мы ведь выбрали квоты на экспорт продукции в ЕС только по двум позициям – зерну и столовому винограду. Уверен, что как только мы окажемся способны своей продукцией превышать установленные квоты, то ЕС согласится  «отпустить» их в сторону увеличения.

Б&Ф: И какой из этого можно сделать вывод?

А.М.: Вывод такой, что молдавская экономика формально открыта, но фактически – лишь наполовину.

Б&Ф: При всех правительствах утверждалось, что в Молдове привлекательный инвестиционный климат, но прямые иностранные инвестиции не торопятся в республику. С чем это связано?

А.М.: Есть объективные и субъективные причины такого положения дел. Строго говоря, Молдове нечем привлечь инвесторов. Внутренний рынок крайне мал, ресурсов, которые можно было бы использовать и создавать на их базе серьезные отрасли, также нет. Полезных ископаемых, в добычу которых можно было бы вложить капитал (нефть, золото, редкоземельные металлы), также не имеется. Объективно РМ не особо привлекательна для инвесторов.

Но несмотря на это, есть и привлекательные стороны. Молдова (с законодательной точки зрения) открыта как на Восток, так и на Запад. Да, можно говорить, что бывают не безоблачные отношения в определенные периоды (скажем, их напряженность сейчас с Москвой), что сохраняет риски для капиталов. На бумаге мы имеем Соглашение о свободной торговле с ЕС, а также с СНГ. Формально приходи в РМ из России, строй предприятие и вези продукцию в Европу (и наоборот), но в реальности в эти процессы вмешивается политика.
Последние 10 лет этот фактор напоминает снежный ком, который все нарастает по ходу своего движения. И данное преимущество почти сводится на нет политическими факторами. Далее: если примерно до 2010 г. мы говорили как о нашем привлекательном преимуществе о наличии значительного количества дешевой и высококвалифицированной рабочей силы, то сегодня этого у Молдовы нет. Мы скорее вынуждены признавать отсутствие подготовленных кадров рабочих профессий, специалистов среднего звена, что стало серьёзным сдерживающим фактором на пути крупных инвестиций, причем даже местных, не говоря уже об иностранных.

Б&Ф: Получается, что экономика в ближайшее время столкнется с дефицитом трудовых ресурсов?

А.М.: В Молдове инвестор, который желает освоить капитал, открыть предприятие, сталкивается с проблемой трудовых ресурсов. И на все эти минусы накладывается еще один, пожалуй, самый гигантский. С каждым годом нарастает негативная репутация Молдовы как государства с высочайшим уровнем коррупции, абсолютно зависимым правосудием, а до середины 90-х ХХ века мы были еще и «передовиками» в трафике людей и органов. И эта репутация такова, что любое действие властей вызывает негативный отклик как за пределами республики, так и в ней самой.

Б&Ф: Что вы имеете в виду?

А.М.: Возьмем недавний пример – историю  с арестом предпринимателя Андрея Транга, владельца сети кафе быстрого питания. Я вполне допускаю, что в бизнесе все может быть, это жесткая среда. Он вполне мог быть замешан в «отжимании бизнеса». Денег у человека много, а всегда хочется еще и еще. Но ведь может быть и то, что у Транги пытались забрать его дело. Мы находимся в ситуации, когда у общества нет доверия ни к кому: ни к власти, ни к ее представителям, ни к бизнесу. Настроения молдавского обывателя уже значительное время - как постоянная константа: «Это власть, и она хочет отжать и захватить все самое лакомое!». При этом сами власти предержащие никак не меняют ситуацию. А теперь взгляните на происходящее в республике глазами иностранного инвестора. Ему и так не видно ничего привлекательного, а тут разворачивается один из скандалов с бизнесменом.

Б&Ф: Выходит, что ждать бума инвестиций не приходится.

А.М.: Пик инвестиций в Молдове пришелся на 2008 г. – $800 млн. А с 2009 г. ежегодный их приток составляет $150-200 млн. Это – ничто для экономики. Если брать Эстонию (где вдвое меньше населения), то у них приток инвестиций составляет от $600 млн. до $1 млрд. в год. И так на протяжении уже третьего десятилетия. Неслучайно ВВП Эстонии $30 млрд., а мы не дотягиваем даже до $20 млрд. Несопоставимые цифры у двух схожих государств.

Б&Ф: Вы могли быть дать характеристику качеству поступающих в Молдову инвестиций?

А.М.: Те инвестиции, что приходят сегодня, крайне скудно распределяются в сектора, обеспечивающие экспорт молдавской продукции. Где у нас сосредоточен иностранный капитал? Это - «Газпром», который де-факто получил огромные активы в виде оборудования и сетей. Они поддерживают оперативными финансовыми вложениями их функциональность, и не более того. Это - электрораспределительные сети, работающие на внутренний рынок. На него же работают операторы мобильной связи. Это - банковская система и часть гостиниц.

Если же коснуться производства, то выяснится, что в стране есть определенное количество винзаводов и предприятий пищевой промышленности, работающих на местном сырье и экспортирующих свою продукцию. Есть промышленные предприятия с иностранными инвестициями в СЭЗ в Бэлць и промышленном парке в Комрате, Орхее, Кишиневе. Но в массе своей они работают на привозном, западном сырье, все технологии оттуда (вплоть до лекал), за границу уходят и готовые изделия: будь то одежда или автокабель. Да, люди заняты, они получают зарплату, к слову, весьма и весьма среднюю (от 5 до 8 тыс. леев). Это получается некий очередной – виртуальный, но экспорт рабочей силы за рубеж. А добавленная стоимость непосредственно в стране от этих предприятий создаётся по минимуму.

Б&Ф: И какой же вывод напрашивается?

А.М.: Вывод очевиден – никаких реальных инвестиций в Молдову, обеспечивающих массивное формирование добавленной стоимости в последнее десятилетие нет. И даже те, что пришли, могут по-быстрому свернуть свою деятельность. Ангары-то для производств сборные, их можно в одночасье сложить и выехать. Да, есть некие налоговые отчисления, есть занятость и очень средняя зарплата, но этим все и ограничивается. В стране сегодня нет тех инвестиций, что реально формируют промышленный потенциал, ее экспортные возможности. Естественно, отказываться от тех, кто приходит хоть с какими-то деньгами, не надо. Как говорится,  на безрыбье и рак – рыба, но существующего вложения капитала в экономику РМ очень и очень мало.

Б&Ф: Что можно сказать об экономике Молдовы образца 2019 г.?

А.М.: Формально она рыночная, со всеми соответствующими инструментами, на самом же деле – экономика очень слаба, не защищена и непривлекательна. Я говорю и об ее потенциале, и о формах проникновения коррупционной составляющей.

 

 

 

Б&Ф: Как бы вы охарактеризовали макроэкономическую ситуацию: инфляцию, процентные ставки, курс национальной валюты?

А.М.: Я не самый большой специалист в банковской среде. Если до 2007 г. главной задачей Национального банка Молдовы (НБМ) была необходимость обеспечить стабильность курса молдавского лея, то сейчас - это мониторинг и обеспечение стабильности цен в стране. Это очень связанные между собой вещи и, тем не менее, у регулятора есть поставленные цели и горизонты, скажем, обеспечить инфляцию в 2019 г. до 5,1% (ранее 4,9%). Ведь что такое инфляция? Это давление денежной массы на товарный рынок.

Что должен делать НБМ? Постоянно манипулировать этой денежной массой в комбинации с валютами, присутствующими в стране. Абсолютно свободного рынка нет нигде. Везде идет та или иная степень регуляции. Это как в вопросе цены на нефть. Собрались страны – члены ОПЕК и решили, что они сокращают ее добычу и поднимают стоимость. Мы смотрим на эти процессы со стороны «спроса-предложения», а здесь решили «прикрутить кран» в своих интересах или исходя из определенных резонов. А ведь можно это трактовать и как борьбу США с Россией, у которой основной доход бюджета формируется за счет продажи углеводородов.

Все действия НБМ логичны. Важна оперативность принятия решений регулятором. Когда в 1998 г. в России произошел дефолт, он самым непосредственным образом ударил по Молдове, которая была серьезно завязана на экономике этой страны. НБМ до этого кризиса напрямую устанавливал курс национальной валюты и под эти действия продавал или скупал валюту. Когда начался дефолт в России и резко обвалился рубль, а за ним и лей, то для удержания курса в условиях нарастающей паники единственным способом контроля был выброс валюты на рынок из резервов НБМ. И за три месяца регулятор выбросил на рынок 2/3 резервов. Хотя они оценивались где-то в $800 млн., к октябрю-ноябрю 1998 г. их осталось всего $200 млн. И вот тогда было принято решение об уходе НБМ с рынка и отказа удержания курса. И буквально за пару дней он обвалился с 4,5 лея за $1 до 9,5-10 леев за $1. И сегодня фактически НБМ не таргетирует курс, а плавно его удерживает.

Почему тогда НБМ ушел с рынка? Потому что ситуация превышала его возможности на нее воздействовать. Потому «правильность-неправильность» действий НБМ определяется принципом - насколько регулятор способен воздействовать на сложившиеся обстоятельства, реагировать в рамках своих возможностей и компетенции. Надо помнить, что через импорт Молдова очень зависима, и потому инфляция в значительной степени у нас ввозится в страну. Это происходит через цены на энергоресурсы, через стоимость определенных услуг и т. д.

Б&Ф: Как вы объясняете зависимость курса лея и уровня инфляции?

А.М.: Надо помнить, что через импорт Молдова очень зависима и потому инфляция в значительной степени у нас ввозится, она «импортная». Это происходит через цены на энергоресурсы, через стоимость определенных услуг и т.д. Очень много денег приходит от граждан, работающих за рубежом. Это $1,5-2 млрд. только через официальные каналы, а в целом в страну приходит до трети от ВВП. По этому показателю в СНГ мы уступаем только Таджикистану.

 

Эта огромная масса валюты приходит и давит на внутренний рынок, влияет на курс, цены и инвестиционные процессы. Деньги, приходящие из-за рубежа, подавляют те деньги, что зарабатываются гражданами внутри страны, с учетом относительно низкой средней зарплаты в реальном секторе РМ.

Б&Ф: Кого больше государству следует поддерживать курсовой политикой: импортеров, экспортеров или трудовых мигрантов?

А.М.: Кто такие трудовые мигранты? Это «пчелы трудовые», что приносят в республику, ее бюджету мед. Их можно поддерживать только одним: обеспечить через межгосударственные договора их социальную защиту по месту работы сейчас и обеспечение пенсией, когда они вернутся на родину. У Молдовы имеются договора такого рода, кажется, с 10 странами. В том числе с Италией, Израилем, заканчиваются последние процедурные моменты с Россией и Германией. Эти документы означают, что те граждане РМ, кто там работает официально и с оплатой положенных налогов, на родине они будут получать пенсии, хотя и не платили в молдавский социальный фонд. Эти договоренности очень важны для населения.

Что же касается импортеров и экспортеров, то это вечный спор, который вряд ли закончится скоро. Нам всегда надо искать в нем золотую середину. Потому что, с одной стороны, ослабляя курс, НБМ стимулирует экспортера, но сегодня в стране мы не сможем назвать ни одного отечественного продукта, который не включает в себя импортную компоненту. Либо напрямую через металл, либо косвенно через энергоресурсы, но такая зависимость наличествует. То есть, когда себестоимость начинают рассчитывать, то выясняется, что помидоры в Молдове невозможно вырастить, потому что их надо опрыскивать, а химикаты производятся за пределами страны. И для хорошего урожая фермеру нужны удобрения, а они тоже завозные. Ему нужны пленка, упаковка для придания продукту товарного вида. Поэтому он, с одной стороны, стимулирует экспортера, но с другой — создает проблемы с ценой на импорт. Она начинает входить в себестоимость и приводит к потерям в конкурентных преимуществах из-за роста цены.

Эти игры стимулирования экспорта, стимулирования импорта годятся для тех стран, где значительны товарные объемы производства, а не для небольшой Молдовы. К примеру, Россия, у которой газ и нефть конкурируют со странами арабского мира. У России имеются также огромные машиностроение и военно-промышленный комплекс. А у нас -  наши помидоры и кукуруза…

Б&Ф: Каковы шансы у молдавского правительства и НБМ успешно завершить трехлетнюю Программу с МВФ, которая истекает в конце 2019 г.?

А.М.: Насколько я помню, по основным параметрам взаимоотношений там не было расхождений. Единственное, в чем может быть опасность - это выход за оговоренные лимиты бюджета, и в первую очередь - его дефицита. Взятые правительством обязательства по повышению зарплат, пенсий, социальных выплат требуют больших бюджетных расходов. Власти заявляют о неких дополнительных социальных программах для населения в отсутствие реальных и гарантированных ресурсов на их покрытие.

До этого в Молдове значительная часть дефицита бюджета была ориентирована на покрытие за счёт внешних источников. Это деньги Евроссоюза и других доноров. Если они не придут, то могут возникнуть проблемы с покрытием бюджетного дефицита.Так что страна находится в зоне повышенного финансового риска. Но даже при этом сегодня я пока не вижу такой степени этого риска, что можно говорить о провале программы МВФ с РМ. Хотя, если в стране будет продолжаться политический кризис, свистопляска с недоговоренностями в парламенте, республика попадает в зону досрочных выборов, при этом правительство юридически недееспособно, и ситуация, безусловно, может ухудшиться.

Б&Ф: Как, с вашей точки зрения экономиста-практика, правильнее характеризовать чрезмерно высокую ликвидность банков, показатель которой в среднем по системе близок к 50%, хотя нормативы регулятора 20%?

А.М.: Это говорит о том, что в Молдове практически некуда вкладывать деньги. Это спор между бизнесом и банками, возникший не вчера. Первые хотят длинных и дешевых кредитных ресурсов. Но мы должны помнить, что у банков денег нет. Они просто распоряжаются деньгами населения и экономических агентов. Это депозиты, отданные финансовым учреждениям для сохранения. Возникают два фактора – степень риска и гарантии возврата. На сегодня есть бизнес, жалующийся на сложности в получении кредитов, и есть банки со своими аргументами. Они говорят: «Покажите мне тот объект, в который вкладываются деньги, а также расчет гарантированного дохода от него по расписанному графику».

Высокая ликвидность – свидетельство того, что в РМ отсутствуют сектора и отрасли, в которые можно было бы рискнуть вложить свободные деньги. В республике практически нет предприятий, которые готовы их абсорбировать. Подчеркну, банкам крайне невыгодно держать деньги на счетах. Это мертвый груз для банков, так как средства не работают, но требуют обслуживания. И тут мы по замкнутому кругу возвращаемся к проблеме инвестиций. Но теперь уже не прямых иностранных, а отечественных. Средства в РМ вкладывать некуда – рынок узок, производство основано на давальческом сырье, а произведенный товар, как правило, вывозится за границу. Вот почему эта чрезмерная ликвидность не перетекает в реальный сектор экономики в виде инвестиций экономических агентов в производственные проекты в промышленности или сельском хозяйстве.

Б&Ф: Чем отличается состояние экономики РМ образца конца 1990-х гг., когда вы были министром, от ее нынешнего состояния?

А.М.: В 1990-е гг. в Молдове шли бурные процессы аграрной реформы, массовой приватизации, частный сектор юридически находился в стадии формирования. Конец 90-х оказался напрямую под влиянием кризиса в России. Повторюсь, отличие сегодняшней ситуации в экономике и политике от ситуации 30-летней давности состоит в том, что и тогда и сейчас экономика РМ не защищена, сильно подвержена кризисам. Но если в тот период основные проблемы в стране возникали за счет внешнего фактора, то сейчас главные проблемы гнездятся в самой стране. Не было никаких кризисов в Европе за  период с 2014 г. И именно в это время украли пресловутый миллиард, довели коррупцию до угрожающих масштабов.

В нынешней модели молдавской экономики относительно высока доля сельского хозяйства и низка доля промышленности в ВВП. Сфера услуг и банковского сектора занимает 50%, и это нормальный показатель для средней страны с рыночной экономикой. Структура ВВП определена указанными секторами – услуги и банки. ВВП – универсальный индикатор, и другого пока нет.

Б&Ф: Какие направления в экономике РМ могли бы обеспечить стране «прорыв», дав толчок развитию и модернизации республики?

А.М.: Когда-то говорили о секторе новых технологий – IT-бизнесе. И действительно, Молдова, при всей своей бедности, находится на очень хорошем уровне развития в этой области – по скорости интернета,  степени покрытия,  реакции общества на все нововведения в данной сфере. Так, в республике действует сейчас технология 4G, и мы готовы к введению 5G. Но при всем  этом IT-бизнес не станет, как мне представляется, настолько большим, что прогресс в этом секторе окажет решающее влияние на положение дел в экономике. Его доля слишком мизерна, и она не вырастет больше.

К сожалению, сейчас я не вижу секторов, которые могут обеспечить реальный прорыв. Если страна сможет, миновав политический кризис, привлечь к себе внимание трех-четырех действительно крупных инвесторов с мировой известностью и притянет молодые растущие рисковые зарубежные компании, тогда ситуацию возможно переломить. Но пока подобная перспектива не просматривается. У этих игроков пока нет повода приходить в Молдову.
 
Б&Ф: Что еще, кроме налоговых льгот, должно быть привлекательно в Молдове для иностранных инвестиций?

А.М.: Налоговые льготы уже давно перестали быть главным привлекательным фактором для иностранных инвесторов. И для Молдовы в особенности. Имидж, который ею приобретен – коррумпированной страны, где нет справедливого и независимого суда, он перевешивает любые налоговые льготы.

Б&Ф: И что вы считаете необходимым в этой ситуации делать?

А.М.: А выход один. Официальный Кишинев должен четко показать, что в государстве ведется наступательная борьба с коррупцией, невзирая на лица и прежние заслуги, что имеется суд, подчиненный только закону. И это должно быть убедительно. Но этого не происходит. То, что обществу пытаются выдать за борьбу с коррупцией, напоминает схватку кланов мафии за более выгодные бизнесы и сферы влияния. Не более того.

Б&Ф: С вашей точки зрения, каким должен быть рост ВВП, чтобы экономика могла развиваться за счет ресурсов отечественного бизнеса, которому было бы выгодно вкладываться в расширение предпринимательства?

А.М.: Эти цифры многократно озвучивались. Те 3-4% ежегодного роста ВВП, что регистрируются в Молдове, означают лишь инерционное ее развитие. Это увеличение никак не чувствует население, рядовой гражданин РМ. Тот минимум, что нужно иметь Молдове, - это 7-8% в год прироста (а лучше 12%). Причем на период в 10 лет. Если такое произойдет, то на шестой-седьмой год увеличения ВВП население почувствует реальное улучшение условий для жизни. Китай в определенные периоды добивался прироста ВВП в год до 17%. То есть эти схемы работают, но их нужно внедрять, к ним надо стремиться, понимая их важность и эффективность для экономики государства.■